Поведение Кахины показалось Альрику настолько странным, что он невольно отшатнулся.

— Здесь лежит покойник, которого ищут все на свете! — пыталась объяснить Кахина, но делала это, пожалуй, слишком горячо. — Как ты думаешь, что произойдет, если он попадет в руки властьпредержащих — не важно, мусульман или христиан? За него станут сражаться. Одни — оттого, что станут считать себя непобедимыми, другие — чтобы завладеть святыней и стать непобедимыми.

— Тогда давай лучше оставим его здесь!

— Это было бы проще всего, но это большой риск. Мы обнаружили Зуля Карнайна — значит, и другие смогут найти его. Я могу предложить кое-что получше. Но для этого потребуется все твое умение.

Какая еще женщина могла бы похвастаться тем, что ее будущий муж ради нее пешком пересек пустыню? Бонус мысленно потирал руки: Мательда расплатится за все, что он вынужден был терпеть из-за нее.

Целую ночь он шел по песку, а следующий день провел в тени скалы, прислонившись спиной к обжигающему камню. В своей одежде черно-серебристой расцветки семьи Маламокко он страдал от жары днем и от холода — ночью. Нос болел от ожогов, с обгорелых на солнце щек клочьями свисала кожа, а руки распухли, как у утопленника — утопленника посреди пустыни! Бонус горько рассмеялся.

Следующая египетская ночь показалась ему фиолетовой. Неслучайно трибуна так удивило, что Якуб забрал у него осла, но оставил бурдюк с водой: в нем оказалась не вода, а моча. Первый же глоток Бонус с отвращением выплюнул подальше в песок и мог бы поклясться, что услышал смех Якуба. От жажды в горле у Бонуса образовались раны. Он больше не замечал красот ночной пустыни: ни звезд, мерцающих, как бриллианты, ни пронизанных белыми прожилками скал, ни вздохов ветра среди дюн. То, что другим могло показаться музыкой, для Бонуса звучало, словно стон из могилы. Он уже понимал, что без воды до Александрии не доберется, трибун даже сомневался в том, что переживет следующий день, от одной мысли о восходящем солнце его бросало в пот.

Однако свет принес с собой не смерть, а жизнь. Уже с первыми лучами, показавшимися над гребнями дюн, когда Бонус сощурил глаза от солнца, а на дюнах показались тени и эти тени стали перемещаться, Бонус услышал знакомый звук. Он проникал сквозь свист ветра, сквозь ненавистный скрип песчинок, даже сквозь чувства и мысли. Это был звон колокольчиков — серебристые звуки упряжи верблюдов.

Бонус остановился и стал так резко крутиться, озираясь по сторонам, что потерял равновесие, а когда стал подниматься, у него изо рта сыпался песок — так высохла слизистая оболочка во рту. И тут появились они, верблюды! Один, два, три, четыре… считал Бонус… и даже больше — они шагали по гребню бархана, солнце резко обрисовывало их силуэты на фоне голубого неба. Бонус замахал руками и хотел крикнуть, однако из горла вырвалось только карканье, да и то не громче звука песчинки, трущейся о другую песчинку. Даже для того чтобы обратить на себя внимание, нужна была вода!

Бонус стал судорожно ощупывать песок вокруг себя и — нашел! Маленький гладкий камешек. Он еще подумал, откуда тот мог взяться здесь, посреди пустыни. Положив его в рот, он стал его посасывать, чтобы вызвать слюноотделение. И действительно, через некоторое время ему удалось извлечь из своих слюнных желез последние капли жидкости. Караван ушел уже довольно далеко, когда, опираясь руками о колени, Бонус поднялся на ноги. Осторожно, чтобы не израсходовать ни капли слюны, он вытащил камешек изо рта, затем глубоко вдохнул горячий воздух и издал долгий пронзительный крик.

Глава 26

Риво Альто, хижина Бегги

— У меня, может быть, пахнет немного странно, зато тут вы в безопасности.

Женщина, представившаяся Беггой, протянула Мательде свою мозолистую руку и помогла ей подняться по последним ступенькам приставной лестницы. Бьор последовал за ними.

Они оказались под крышей скромного жилища с остроконечным фронтоном. Две масляные лампы скупо освещали помещение. В этом подобии лабиринта с высоких деревянных рам свисала разделанная рыба вперемежку с пучками розмарина, шалфея и фенхеля. Бегга была права — в воздухе висел странный запах, в котором отчетливо выделялся дух немытых тел.

Бегга шумно отодвинула в сторону одну из рам, за которой на досках сидел Орсо, а рядом с ним — еще кто-то, кого Мательда узнала не сразу. Но когда мужчина повернул к ней голову, девушка даже вскрикнула от неожиданности:

— Но это же слуга Маламокко!

И как же его не узнать по этой неповторимой форме головы!

Не сразу заметив, как Орсо успокаивающе поднял руки, девушка во все глаза смотрела на человека с головой, похожей на огурец. Никаких сомнений — это был тот самый слуга, который впустил ее и Элиаса в дом Рустико. Даже если бы Рустико или Бонус появились сейчас перед ней, она бы испугалась меньше.

— Это Спатариус. — Орсо поднялся со своего места.

— Но он же может нас предать! — с трудом переводя дыхание, сказала Мательда.

— Он мой двоюродный брат, — просто ответил Орсо и рассказал, как вдруг у него на пороге появился Спатариус и заставил Орсо немедленно оставить все свои пожитки и бежать, иначе его схватила бы городская стража. Поначалу Орсо даже рассмеялся, подумав, что Спатариус его разыгрывает. Однако брат знал о том, что Орсо выпустил Бьора из Ямы страха и спрятал у себя в хижине. Для такой шутки лицо Спатариуса казалось слишком взволнованным.

— Я слышал все, что планировали мой хозяин и его племянник. Они не обращают на меня внимания, я для них — пустое место. Но иногда и у пустого места есть уши, — подмигнул он.

— В тот вечер, когда Элиас привел меня в дом Рустико, в воротах остался ключ. Только поэтому мне удалось оттуда сбежать. Это вы специально сделали? — поинтересовалась Мательда.

Спатариус кивнул, и у девушки потеплело на душе. Мир за пределами дворца казался ей лабиринтом с чудовищами в человеческом облике, однако встречались в нем и души, готовые прийти на помощь. Даже здесь, среди мертвых рыб.

— Ой, как это мило — меня сейчас стошнит! — скривилась Бегга и облокотилась на раму своими огромными руками. Она отличалась также критической, костлявой худобой и волосами на подбородке, за которые дергала, когда говорила. — И занесло же вас всех ко мне! Я планировала провести остаток жизни в спокойствии и на свободе, а не в сыром подвале с крысами.

— Хорошая жена для норманна! — восхитился Бьор, в ответ на что Орсо тут же вскочил со своего места и решительно подошел к нему вплотную.

— Ого, неужто ты будешь сражаться за меня, Орсо? — гоготнула рыбачка.

Насмешка в голосе Бегги заставила стража башни вернуться обратно на место.

— А вы думаете, он не смог бы это сделать? — удивилась Мательда, добавив про себя: «И что хорошего Орсо нашел в этой женщине…»

— Мужчины, дитя мое, они как рыбы. — Бегга смерила Мательду взглядом. — Только рот разевать горазды, а сказать им нечего. — Она громко и протяжно втянула носом воздух. — Хотя рыбы пахнут лучше.

— Она права, — кивнул Бьор. — Городская стража ищет меня, Мательду, а теперь еще и Орсо. Мы только подвергаем всех опасности.

— И куда же нам теперь податься? — развел руками Орсо.

— Возвращаться в сарай, — пожал плечами Бьор. — Натянем парус над палубой корабля — мы так спим, когда «Висундур» находится в море.

— Так от них не спрячешься, — покачал головой Спатариус и рассказал о награде, которая ожидает того, кто выдаст, где находится Мательда.

В помещении повисла такая тишина, что Мательда услышала собственный судорожный глоток.

— Награда? — повернулась к Мательде Бегга. — И сколько же ты стоишь, морская кошка [28] ?

Она протянула к Мательде свою ручищу и больно обхватила длинную тонкую кисть девушки.

«И на что рассчитывал Орсо в первую любовную ночь с этой мужланкой?» — отдернув руку, удивилась Мательда.