Мательда ловко поменяла фигурки на игровой доске, так что положение дожа стало просто угрожающим.

— Я хочу его видеть, — сказала она тихо. — И поговорить с ним.

— С этим дикарем? — Джустиниано приложил палец к губам и медленно покачал головой. — Этого я не допущу. Он может применить силу.

— Он уже однажды применил ее — когда спас меня! — Мательда передвинула поочередно две фигурки. До победы оставался всего один ход. — Именно он принес меня сюда той ночью, ты помнишь?

— Как я могу забыть то страшное зрелище? Моя дочь на плече дикаря! Одна из его рук покоилась на твоей… твоей… В общем, он приволок тебя сюда, как кусок мяса. — Джустиниано прокашлялся. — Ты же понимаешь, что образцом для нас является великая культура римлян, — сказал дож.

Мательда знала каждое слово, которое последует за этим. Римская империя — любимая тема отца.

— А для римлян, — продолжал Джустиниано, — каждый, кто жил вне города, был животным. Чем дальше от города он находился, тем хуже. — На его лице появилась натянутая улыбка. — Ты знаешь, откуда родом эти чужестранцы и как они попали сюда? Они с Севера. Это мне сказал сам Альрик. Представь себе — из такой местности на свете, которая не удостоилась внимания даже могущественной Imperium Romanum. Кто эти бестии из лесов, непредсказуемые и опасные? И к такому дикарю я должен отпустить свою дочь? Никогда!

Джустиниано с шумом сдвинул фигуры в центр, нарушив победное положение Мательды в трисе. Теперь он мог выиграть партию.

— В какую тюрьму ты приказал его посадить? — просто спросила она.

— Ты будешь держаться от него подальше!

Рука Мательды нерешительно застыла над игровой доской. Было очевидно, что любой ее ход вел к проигрышу.

— В какую, отец?

Ей было все равно, что она будет делать потом, она надеялась на удачу.

— Я скажу тебе, — ответил дож, — лишь потому, что ты никогда не осмелишься отправиться туда. Заложник влачит свои дни в Яме страха. Среди насекомых этот варвар определенно чувствует себя как дома! — Джустиниано сделал свой последний ход — весьма глупый.

— Смотри-ка, ты выиграла, — заявил он с деланым сожалением.

Мательда с удивлением уставилась на игровую доску. Она смирилась бы с поражением. Но то, что отец дал ей выиграть, как ребенку, чтобы не плакал, хотя Виктория явно склонялась в его сторону, было уже чересчур. Горький привкус унижения появился на языке.

Одним прыжком она поднялась и сбросила доску триса со стола. Игровые фигурки запрыгали по сторонам, словно семейство мышей, в гости к которым пожаловала кошка. Мательда выбежала из помещения.

— Твоя мать тоже не любила проигрывать! — донеслось до нее из комнаты.

Ужас навевал уже сам вход в подземелье — темный и мрачный прямоугольник в деревянном полу, усеянном голубиным пометом. Этой ямой матери пугали своих непослушных детей, а мужья угрожали своим сварливым женам. Но вряд ли кто-нибудь из них знал, о чем говорит.

Мательда стояла у входа в старую башню и смотрела вниз, в пропасть, которой все так боялись. В башне не было ничего, кроме свернутого каната с узлами, прикрепленного к стене.

— Это та лестница, по которой вы спускаетесь к пленникам?

— Я туда не спускаюсь, — ответил сторож, помедлив с ответом. — По канату туда спускаются узники. А вот выйти оттуда большинству из них не удается.

Мательда внимательно посмотрела на сторожа. Это был крепкий мужчина с широкими скулами. Она ожидала, что увидит какое-нибудь неухоженное чудовище, но и его одежда, и борода были безукоризненными, пусть и выглядел он небогато.

— Почему большинство из них не могут выбраться наружу? — Мательда не могла отвести свой взгляд. Спуск в эту Яму страха вызывал у нее ужас, но одновременно этот черный прямоугольник мистическим образом притягивал ее.

Сторож что-то жевал, его чавканье отражалось эхом от заплесневелых стен башни.

— Большинство пленников умирают там, внизу. От укусов крыс, от голода, или просто убивают друг друга.

— Но разве тюремное наказание не заканчивается через пару недель или месяцев?

Сторож задумчиво кивнул.

— Ну, говорите же! Я дочка дожа, вы должны повиноваться мне.

— Да ладно, девочка! — фыркнул он. — Дочка дожа! Не будь ты ею, я бы тебя давно уже прогнал.

«Или сделал что-то похуже», — подумалось Мательде.

— Говорите, — надавила она, — или я попрошу своего отца уволить вас с этой должности.

Жевательные движения челюстей наконец прекратились, в маленьких глазках появился блеск.

— Пленники слабеют день ото дня. Понимаешь ли ты, дитя? Когда срок наказания истекает, я опускаю канат вниз, чтобы узник мог по нему подняться. Но у большинства на это уже не хватает сил!

От этого кошмара Мательда изменилась в лице.

— И вы не помогаете этим бедным душам?

Он покачал головой.

— Я ведь уже сказал, вниз не спускаюсь. Слишком опасно. Пленники разорвали бы меня и съели.

Она подошла на шаг ближе к яме:

— Сколько людей сейчас там, внизу?

— Двое, — ответил сторож. — Фортунато, старый игрок на лютне, а заодно и карманный вор. Когда-нибудь это должно было с ним случиться. И какой-то молодой крепкий парень. Со странным именем.

Это мог быть только Бьор. Мательда приблизилась к яме еще на пару шагов. Та, казалось, до краев была наполнена тьмой и ужасом.

— Опустите канат вниз, чтобы молодой пленник мог подняться наверх, — сказала она умоляюще.

Сторож горько рассмеялся:

— И чтобы дож приказал бросить в яму меня самого? Ну уж нет! Даже за мешок, набитый золотом! Это так же верно, как то, что меня зовут Орсо.

Услышав такое, Мательда всерьез задумалась, не воспользоваться ли ей самой этим канатом. Однако страж, конечно, не позволит ей сделать это, он просто отберет у нее эту «лестницу». Значит, придется искать иной путь. Даже если она не сможет вызволить Бьора, ей нужно хотя бы поговорить с ним. Ведь его знания в области кораблестроения могли оказаться жизненно важными для всего Риво Альто!

— Тогда спустите меня вниз!

Неужели это действительно были ее слова?

— Ну конечно! Страж башни бросает дочку дожа в яму… За это я получу большущее повышение — отправлюсь прямо на виселицу.

— Я никогда никому ничего не расскажу. И я обещаю вам награду! — Слова из Мательды вырывались сами собой.

Сторож удивленно уставился на нее.

— Какую награду? — робко спросил он.

— Деньги, если хотите. Целый византийский золотой солидус. Целый!

Мательда нервно теребила свои пальцы: неужели она действительно была готова заплатить за то, чтобы спуститься в ад?

— Деньги это хорошо, — наморщил лоб стражник. Его взгляд был прикован к своим сандалиям на ремнях, из них выглядывала солома, которой набивали обувь зимой. — Но какая мне от них польза, если меня арестуют? Этими деньгами я разве что мог бы подкупить палача, чтобы тот обеспечил мне быструю смерть.

Мательда молча ждала. Человек его положения не мог отказаться от золотого солидуса.

— Ведь эти деньги могут пригодиться вашей семье, — принялась она уговаривать сторожа. — Пожалуйста! Мне нужно поговорить с пленником.

— Нет у меня семьи, — резко ответил Орсо.

Мательда вздохнула, ее попытка закончилась провалом. Теперь уж точно сторож ей не поможет.

— Но я хотел бы иметь семью, — произнес он не очень членораздельно, жуя свою бороду.

— Что вы сказали? — Мательда нагнулась к нему.

— Для такого, как я, это непросто. Женщины в этом городе избегают моего общества. Все из-за этой… работы, — пролепетал Орсо.

— А у вас есть на примете подходящая женщина? — спросила Мательда.

— Ее зовут Бегга. Красивая женщина, я бы хотел быть с ней!

Неужели этот неотесанный мужлан вдруг покраснел?

— Но она не хочет, верно?

— Нет. Да. — Орсо оперся плечом о стену башни. — Я не знаю. Так сложно с вами, женщинами. Как только я приближаюсь к ней, она меня тут же отшивает.

Мательда вздохнула. Эту Беггу она, конечно, могла понять, но желание помочь Орсо прочно засело в ней. «Бегга! — решительно заявила про себя Мательда. — Ты выйдешь замуж!»